Виктор Баранец - Армия и Ельцин [Главы из книги "Рыцари и негодяи"]
— Ты пей, — сказал он мне, — я все равно с тобой чокаться не буду.
Генерал принес на кухню огромную схему захвата его армией плацдарма на Днепре, повесил ее на ручку холодильника и стал читать мне лекцию, то и дело постукивая большой вилкой по стрелам и номерам дивизий.
Где-то за полночь, когда пехотные батальоны уже вырезали фрицев на том берегу Днепра, я заснул и был разбужен негодующим криком:
— Встать! Умыться!
После второй бутылки выяснилось, что генерал был ранен в городе, где я родился.
— Если бы я знал, каких засранцев освобождаю, я бы твой город не брал! — сказал он, сдирая с себя рубашку. — Вот смотри, во что ты мне обошелся.
Его бок напоминал хорошо засохшее копченое мясо. Уже светало, когда мы расстались. Генерал стоял на балконе в белой майке и курил. Я махнул ему рукой. Он не ответил. Он со мной ни разу так и не чокнулся.
Я снова воображаю, что будет, если раздолбаю машину Ельцина под окнами Генштаба…
Театрально проревут на похоронах илюшины, шумейки, батурины, рябовы, филатовы, барсуковы, грачевы — все те, кому нынешний режим дал возможность отлично поживиться в мутной воде реформаторства.
А где-то в ободранных российских деревнях перекрестятся голодные старики. Вздохнут рабочие заводов и фабрик, месяцами не получающие зарплату. Луч надежды осенит и армию, в унижении и крови прожившую последние годы.
…Но что изменится, если убрать Ельцина? На смену такому "царю" может прийти другой. Так уже было. И я начинаю остывать от крамольных мыслей. Ельцин уйдет сам. Уйдет, судя по всему, по-брежневски. Но смена его лиц навеки останется для России и его армии классическим уроком политического хамелеонства…
Идол без позолоты
В конце восьмидесятых мне довелось участвовать в собрании партактива Московского военного округа. Военные встретили Ельцина так, как когда-то встречали русские войска появление Кутузова. Боже, как же мы тогда его чтили! Казалось, призови нас Боб вымести Горби из Кремля, мы сделали бы это в мгновение ока. Сегодня же в кабинетах и коридорах Министерства обороны и Генштаба я постоянно слышу о нем убийственные по жесткости слова.
Что же произошло? Почему кумир и надежда армии стал ее врагом? Знает ли Ельцин, что сегодня офицеры в войсках, сидя за бутылкой водки или разведенного спирта, все чаще задаются вопросом: когда же наконец их президент и Верховный Главнокомандующий уйдет из Кремля? Бывают разговоры и покруче: "А не взять ли нам власть в свои руки?.."
Знает ли Ельцин, что уже в недрах Минобороны и Генштаба некоторые офицеры поговаривают о создании своей военно-патриотической организации с целью "навести порядок в стране"? Не потому ли специальным представителям ФСБ в МО и ГШ с некоторых пор вменено в обязанность ежедневно докладывать начальству о малейших проявлениях нелояльности руководства МО к главе государства? Каждый день с Новоарбатской площади на Лубянку улетает краткий и таинственный телефонный доклад: "По "первому" и "второму" все нормально". Это значит, что и министр обороны, и начальник Генерального штаба пока ничего крамольного в голове не держат. Но зато держат тысячи других людей в погонах.
"По результатам социологических исследований, проведенных независимыми армейскими и гражданскими исследователями-учеными, рейтинг популярности Бориса Ельцина в Вооруженных Силах с 42 пунктов (1990 год — 1-е место) упал до 17 пунктов (1994 год — 8-е место) и до 10 пунктов (1995 год — 12-е место)". В это можно или верить, или нет. Но если который год подряд восемь войсковых офицеров из десяти яростно костерят Ельцина, то это, наверное, правда.
А ведь многие помнят его выступления на сессиях Верховного Совета СССР. Будущий российский президент до крови драл горло за то, чтобы было введено парламентское утверждение силовых и всех прочих министров, чтобы была исключена малейшая возможность использования армии в разрешении внутригосударственных конфликтов. А как по-рыцарски дрался он с коррупцией?
Куда же делся тот, бунтующий и справедливый Ельцин?
Один из сотрудников военной контрразведки, полковник Александр Беляев, вспоминал:
"В Московском гарнизоне после победы Ельцина в 1991 году отмечалось всеобщее ликование. По нашим каналам пошла информация, что почти 80 процентов кадровых военнослужащих и членов их семей проголосовали за Бориса Николаевича…"
Генерал-майор Вячеслав Трушин, в начале девяностых ответственный работник Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, рассказывал:
"Мы даже не знали, как об этом докладывать в ЦК КПСС. Ельцин везде побеждал безоговорочно. Мы в Главпуре, естественно, велели результаты исследований спрятать с глаз подальше и без нашего разрешения больше никаких исследований и опросов не проводить. Но в ЦК по неведомым каналам информация все-таки просочилась, и наше начальство было вызвано "на ковер" на Старую площадь. Был большой скандал…"
Зимой 1991 года (особенно после вильнюсских событий) в Министерстве обороны СССР и Генеральном штабе стала бурными темпами нарастать тревога в связи с "вулканическими всплесками" суверенизации республик. Развитие событий в этом направлении означало катастрофу для Вооруженных Сил, поэтому в нашем ведомстве крайне негативно относились к политикам, инициирующим развал СССР. Уже нельзя было не видеть, что Ельцин, почуявший близость развала, находил даже какое-то упоение в этой трагедии. Он как бы мстил Горбачеву за издевательства.
Беловежская пуща расчленила единую систему Вооруженных Сил. Россия в одну ночь потеряла 17 общевойсковых и танковых армий, два армии ракетных войск стратегического назначения, три армии ПВО, пять армий ВВС, почти всю стратегическую авиацию, а также более 30 дивизий и несметное количество отдельных частей, военных объектов, баз и арсеналов.
Ельцин ехал в Белоруссию, мне кажется, как инициатор-авантюрист: у него даже не было обстоятельного плана раздела Советской Армии, не было и простейших расчетов возможных последствий этого дележа. Словно очумевший от манящего запаха кремлевской самки-власти мартовский медведь, он рвался к ней напролом сквозь густые и колючие заросли проблем.
Еще не были выработаны единые принципы национализации частей и кораблей Советской Армии, военно-промышленных предприятий, баз и объектов, дислоцировавшихся на территориях союзных республик. Еще не были детально просчитаны военно-стратегические последствия Беловежского пакта для России и других республик СССР. Еще не были согласованы "джентльменские условия" с главами всех республик Союза, касающиеся правовых механизмов роспуска СА. Еще не были детально проработаны многие сотни других военно-политических вопросов, а Ельцин "бомбардировал" Кравчука и Шушкевича призывами стать хозяевами в собственном доме.
И он достаточно точно сумел сыграть на инстинктах жажды самостоятельной власти. После Беловежской пущи началась грызня за военное наследство СССР, вспыхнули межнациональные войны и конфликты на территории бывшего СССР, уже унесшие свыше 110 тысяч человеческих жизней. Три политика за один вечер самочинно решили судьбы 300 миллионов людей. Эта авантюра будет мстить нам, возможно, веками.
Так кто же выиграл после Беловежской пущи? Россия? Или Ельцин, утешивший свое самолюбие тем, что выгнал Горбачева из Кремля? Да еще 10–15 процентов проворных дельцов, сумевших набить мошну увесистыми капиталами. Да гигантская армия бандитствующей мафии…
Когда стране очень плохо, то о политике военный человек думает чаще, чем о служебных обязанностях.
Почему армия разочаровалась в Ельцине
Августовские (1991 года) события в Москве стали совершенно новой точкой отсчета в отношениях "Ельцин — армия". И прежде всего потому, что эти события получили в войсках резко негативную оценку.
В высших эшелонах военного ведомства часть генералитета считала, что ГКЧП надо было действовать смелее и решительнее, другие вообще отрицали необходимость ввода войск в столицу. Но и те и другие были едины в одном: никакого военного путча не было — была неудачная и плохо просчитанная попытка поддержать ГКЧП войсками.
Ельцин же активно акцентировал внимание на том, что удалось подавить именно военный путч.
Армия очень тонко чувствовала искусственность раздувания шума вокруг августовских событий, испытывая определенную вину за свершившееся, но и одновременно — раздражение.
Первое же инициированное Ельциным "военное" решение — назначить главкома ВВС Евгения Шапошникова министром обороны — было негативно воспринято не только у нас в МО и ГШ, но и в войсках. Такое назначение многие считали политически конъюнктурным и даже — дилетантским. Армия, привыкшая, что ею руководили многоопытные сухопутные генералы, не хотела принимать в роли нового министра "летуна", возвысившегося только потому, что сумел продемонстрировать особую преданность Ельцину.
